Холдор Вулкан |
|---|
 |
|---|
Я участник кровопролитной войны, которая прогремела между мною и моим соседом. Я чуть было не погиб на этой героической войне. До сих пор помню и никак не могу это позабыть.
Была весна. Оттепель. От навозов поднимался пар. Птицы щебетали, куры кудахтали.
Демонстрируя как голые натурщицы то упругие и пышные груди, то ещё другие места, высоко на небе нежно плыли белые облака.
Я глядел на них и любовался ими. Жена ревновала. И на этой почве мы поругались. Дай, думаю выйду-ка я на улицу, пока из-за пустяков не задушил её как Дездемону,Вышел и позвал соседа, ну этого, собутыльника своего, Рамазанова. Сели мы с ним, где было тенисто и прохладно, на деревянную скамеечку, где при широких ветрах колыхались огромные и высокие тополя. Взяв вступительное слово я начал говорить:
– Знаете Рамазанов, в Европе цивилизация достигла до такого уровня, что если вы зайдёте в общественный туалет, который оснащён компьютерами и не дай бог забудете спустить воду в унитаз, то двери туалета автоматически закрываются на засов.
Вместо того чтобы этим рассказом восхититься, наоборот Рамазанов криво усмехнулся и говорит:
– Хххе, разве это туалет? Это мне кажется не туалет, а капкан!
Наши туалеты во всем мире самые лучшие! Без крыш, под открытом небом! Вместо дверей – занавеска. Если хочешь, сиди и гляди на бескрайнее небо. Вздохнув грустно, можно попращатся с журавлинными караванами,которые летят над ивовыми рощами, где царит тишина, где печально и тихо падают листья. Особенно ночью. Сидишь,а луна светит прямо над твоей головой. Там, вдалеке над чернеющими тугаямы, кишмя кишат бесчисленные звёзды и издалека слышатся кваканье лягушек и монотонные пения сверчков. Ещё этот туалет в считанные минуты можно превратить в наблюдательный пункт, откуда можно прослеживать за деятельностью соседей.
Когда следишь за людьми как из амбразуры через узкую щель туалета, никто тебя не заметит. Можешь спокойно собирать информацию о том, кто что привёз, кто что увёз. Кто куда едет, кто откуда приехал и т. п. Даже можно подслушивать разговоры как ниндзя, воины – тени средних веков. Справляя нужду, тут можно и покурить. Если появится неприятный запах, то его тут же ветром унесёт вдаль.
Самое главное – этот туалет никогда не засоряется! Нет надобности звонить по комхозам в поисках сантехника. То есть, не будет лишних затрат! А Вы, всё восхваляете отсталую Европу. Тьфу! – как говорится, на Вас и на вашу Европу.
Этими словами Рамазанов отправился домой. Через некоторое время я пошёл к себе. Настроение было хреновым.
Я всё думал о злых словах соседа, которые вонзились в моё сердце как стрелы воинов великого Тамерлана, которые в целях убить чужеземцев отравляли их сильнодействующими ядами гремучих змей.
Я нервно ходил туда-сюда, разрабатывая тайный план отомщения.
Придумав свой план, вытащил из сарая лом и этим инструмен-том начал пробивать стену, где был расположен туалет соседа. После внушительного удара мне удалось пробить стенку. Сквозь пробитую дыру засунул жестяную трубу от печки и ждал исторического момента.
Вдруг слышу что кто-то зашёл в туалет. Не упуская удобного момента, я взял в руки ведро с холодной водой и залпом вылил в трубу.Раздался дикий крик соседа. Вероятно он выскочил из туалета без крыши под открытом небом, где справляя нужду и можно было покурить сигару, любуясь одновременно грустной и тихо светящейся луной с бесчисленными звёздами над чернеющими тугаями, прислушиваясь к дружным кваканьям лягушек, которые раздавались далеко у болот, где шуршали как древнекитайский шёлк камыши.
В перепонках моих ушей звенели монотонные и трескучие пения сверчков.
Сосед мой, держа крепко в руках остро наточенный топор, как томагавк индейца, словно перед жестокой схваткой с бледнолицым, надеявшийся снять с меня скальп, перепрыгнув без шеста через забор мне говорит:
– Ну , коман , коман! Подходи ближе , я отрублю топором твой купол набитый навозом, ну, ком хиер! Я схватился за вилы и начал укреплять оборону :
– Ну , иди поближе к папочке – говорю я ему – нежели тебе жить надоело!
Жена моя от страха уцепившись за рукав моего чекмена стала дрожащим голосом умолять: – Не надо, дадаси ! Он убьёт вас! Я отстранил её руки и сказал : – Отойди , не держи меня , жена ! Наше дело правое, победа за нами ! Я из этого жирного каркидона сделаю шашлык!
Сосед перекидывая из рук в руки топор всё крутился, выжидая удобный момент чтобы своим томагавком нанести мне сокрушительный удар. Топор, готовый превратить меня в щепку, вращался в его руках как пропеллер самолёта. Мы оба кружились словно гладиаторы.
Двор наш превратился в амфитеатр » Колизей «. Из-за стен двора уже торчали головы многочисленных зрителей .
Я, словно Спартак, высоко подняв сверкающие острыми зубцами вилы, военным кличем напал на соседа. Но хитрый и коварный сосед во время отскочил. Я промахнулся. Мои вилы воткнулись в дерево. Пока я пытался вытащить вилы, сосед успел нанести сильный удар топором по моей ноге. Хруст! И моя нога сломалась.
От жуткой и невыносимой боли перед моими глазами опустился чёрный занавес. Очнулся я в плохо освещённом помещении. Этим помещением оказался морг. Оперативники и врачи видимо полагая что я умер, привезли меня прямо сюда в морг.
Сначала я сильно испугался. Но, взяв себе в руки, я выпутался из полиэтиленового мешка, затем ахая и охая, прислонившись к стенам помещения медленно поковылял на одной ноге в сторону железной двери. Подойдя к ней, через замочную скважину я посмотрел в коридор.
Смотрю , там сидят мои близкие. Жена, поглаживая головы наших сыновей Араббая и Шараббая, плачет. Сыновья всхлипывая и роняя горькие слёзы тоже плачут.
Я не мог больше смотреть на эту трагическую сцену и начал кричаит колотя кулаками по железным дверям морга :
– Родные мои! Не плачьте! Я живой! Откройте дверь, мне холодно! Бабат! Араббой! Шараббой , сынок! Вы узнаёте мой голос?..
Перепуганные мои близкие перестали плакать. Сначала они со страхом уставились на дверь морга, а потом дружно встали и не оглядываясь назад принялись бежать по узкому коридору.
Спустя некоторое время они вернулись с людьми в белых халатах. Когда отворили дверь, я широко раскрыв объятия вышел им на встречу
Обняв друг – друга мы плакали как участники КВН при разгадывании вопроса команды соперника. Люди в белых халатах смотрели на меня с изумлением и вторили хором: -» Терминатор!»
Моя жена и сыновья через слёзы, которые сверкали на их щеках, как жидкие алмазы то плакали, то смеялись.
После происшедшего врачи положили меня в палату, где лечат больных с переломами Я лечился – лечился, но не вылечился. Нога моя таки и осталась калекой.
Когда я ходил, она болталась за мной как плуг трактора, который бороздил весенние поля,где быстро махая крыльями то поднимаясь, то опускаясь пели жаворонки и где прожорливые ласточки летели вслед за трактором в надежде полакомится насекомыми. Шёл и слышал, как сзади смеются и кричат дети;
– Трактор! Смотрите, человек-трактор !
Я кидал в них камни. Но они не отставая, дразнились и крича как стая крикливых обезьян, провожали меня до самой автобусной остановки.
Приехав в свой кишлак «Матарак», где я когда – то появился в этот безумный мир, где тупым и заржавелым ножом резали мою пуповину, я сразу взял курс прямо в дом, где живёт Кимсанбай – главный инициатор создания в кишлаке единого военного блока, куда ежемесячно шли наши членские взносы.
Я зашёл в штаб – канцелярию Кимсанбая и прямо сказал :
– Позвольте спросить , господин Кимсанбай. За что мы платим взносы, ежели ваш блок в кризисной ситуации был не в силах оказать нам военную помощь?! Когда между мною и моим соседом началась священная война, вы не оказали мне помои, в результате чего сильно пострадала моя семья. Кимсанбай оправдываясь мне сказал:
– Это ложь. Мы, в тот роковой день, когда между Вами и Вашим соседом вспыхнула война, сразу в эту горячую точку направили свои миротворческие силы, то есть пехоту, вооружённую шилами и вилами, отвёртками и отточенными гвоздями. Потом на надувных камерах от колёс тракторов, через речку переправили отряд сухопутных войск, вернее взвод женщин, тоже вооружённых до зубов сковородами, кочергами и рогатками. Это было не легко, потому что в отсутствии насоса нам пришлось надувать эти камеры своими ртами. Но пока миротворческий флот плыл, война закончилась и вас госпитализировали. Хорошо, что не отправили туда военно – воздушный десант… Но, не смотря на это, Вам теперь придётся платить большой штраф.
От этих его слов я одеревенел и сказал :
– Не -е -ет, я больше не буду членом этого военного блока, который заживо сдирает с клиентов семь шкур.
Кимсанбай говорит :
– Пожалуйста, мы Вас не держим. Только сначала заплатите штраф, а потом пишите заявлению об уходе по собственному желанию .
Я сказал ему, что не буду платить никакой штраф и пошёл домой.Вернувшись опять домой в круг родной семьи поднялось настроение.
Вечером младший сын Шараббой подходит ко мне и говорит :
– Папа , наша учительница дала домашнее задание , велела написать сочинение на тему «Отцовская мечта» У тебя была мечта ?
– Конечно – говорю – была. А как же иначе? Человек с мечтой рождается и с мечтой умирает.
У меня тоже были мечты. В детстве я мечтал стать трактористом. В те времена к нам в кишлак на бричке часто приезжал человек-карлик с большой головой, крупными глазами, маленьким ртом и чёрной бородой. Человечек низкого роста бойко торговал керосином Он орал на всю глотку: «Келди понар яқ! Келди понар яқ !»
Услышав этот знакомый пронзительный крик, люди выходили из своих домов с флягами, канистрами и покупали керосин. В то время ещё не было элэктричества. Люди свои дома освещали с помощью керосиновых ламп. При свете этих ламп беседовали, ели-пили, читали – писали.
Как у всех, у нас тоже была фляга, помятая и почерневшая от грязи. Как будто кочегары адских котлов из ада её взметнули со всех сил, и она упала в наш двор. Так как мой отец был честным трактористом, солярку из своего трактора он не воровал. Он как все другие, покупал керосин.
Открыв флягу я каждый день глядел на своё отражение и, со всех сил расширив ноздри, нюхал керосин. Почему не знаю, но мне нравился запах керосина. Оттуда и пробудилась любовь к технике.
Поздними осенними ночами пересекая колхозные поля, я носил отцу еду. В холодные осенние ночи вдалеке, перерезая темноту грустным и рыжим светом фар, тарахтел одинокий трактор отца. От трескучих звуков мотора, от которого дрожала тишина, вдалеке, слышалось ритмичное эхо.
Я, шагая навстечу холодному ветру, стремительно шёл в сторону, где на полях одиноко пахал мой отец. Перейдя поле, я подходил к трактору спереди, чтобы при свете фар отец мог увидеть меня и подавал ему знак, что принёс еду.
Отец останавливал свой трактор и спрыгнув с кабины, подходил ко мне. Потом, поглаживая меня по голове, спрашивал: -» Еду принёс? «- я говорил «да» и он мне говорил «Баракелле».
Пока отец при свете фар стряхивая с одежды пыль и приводил себя в порядок, я быстро собирал хворост, который назывался » гузапоя «, то есть стебель хлопчатника и разводил небольшой костёр, у которого мой отец грелся и спокойно кушал. Я бросал в костёр хворост и радуясь наблюдал как ужинает отец. При свете огня наши тени то удлинялись до огромного размера, то уменьшались. Как будто у костра сидели два джина. Пламя, как язык дракона, трепещало на холодном ветру и красно – оранжевые искры с треском летели в небо, где мерцали ноябрьские звёзды. А я сидел и думал о том, что когда я вырасту, обязательно стану трактористом, как отец. Но моя дивная мечта так и осталось мечтой.
Однажды отец, вспахивая ночное поле, крепко уснул и вместе со своим трактором упал в глубокий овраг. И те осенние ночи увели отца с собой туда, оттуда никто больше не возвращается.
Через год за отцом последовала и мама. Я остался один с бабушкой. После смерти бабушки односельчане отдали меня в интернат, где воспитывались дети-сироты.
Прошли годы. Я учился, окончил среднюю школу и как будто на свете нет другой профессии, я стал завскладом.
После моего рассказа Шароббой грустно вздохнул и сказал:
– Я тоже хочу стать трактористом как дед. Я улыбнулся и, поглаживая голову сына, сказал «Баракелле».
Была весна. Оттепель. От навозов поднимался пар. Птицы щебетали, куры кудахтали.
Демонстрируя как голые натурщицы то упругие и пышные груди, то ещё другие места, высоко на небе нежно плыли белые облака.
Я глядел на них и любовался ими. Жена ревновала. И на этой почве мы поругались. Дай, думаю выйду-ка я на улицу, пока из-за пустяков не задушил её как Дездемону,Вышел и позвал соседа, ну этого, собутыльника своего, Рамазанова. Сели мы с ним, где было тенисто и прохладно, на деревянную скамеечку, где при широких ветрах колыхались огромные и высокие тополя. Взяв вступительное слово я начал говорить:
– Знаете Рамазанов, в Европе цивилизация достигла до такого уровня, что если вы зайдёте в общественный туалет, который оснащён компьютерами и не дай бог забудете спустить воду в унитаз, то двери туалета автоматически закрываются на засов.
Вместо того чтобы этим рассказом восхититься, наоборот Рамазанов криво усмехнулся и говорит:
– Хххе, разве это туалет? Это мне кажется не туалет, а капкан!
Наши туалеты во всем мире самые лучшие! Без крыш, под открытом небом! Вместо дверей – занавеска. Если хочешь, сиди и гляди на бескрайнее небо. Вздохнув грустно, можно попращатся с журавлинными караванами,которые летят над ивовыми рощами, где царит тишина, где печально и тихо падают листья. Особенно ночью. Сидишь,а луна светит прямо над твоей головой. Там, вдалеке над чернеющими тугаямы, кишмя кишат бесчисленные звёзды и издалека слышатся кваканье лягушек и монотонные пения сверчков. Ещё этот туалет в считанные минуты можно превратить в наблюдательный пункт, откуда можно прослеживать за деятельностью соседей.
Когда следишь за людьми как из амбразуры через узкую щель туалета, никто тебя не заметит. Можешь спокойно собирать информацию о том, кто что привёз, кто что увёз. Кто куда едет, кто откуда приехал и т. п. Даже можно подслушивать разговоры как ниндзя, воины – тени средних веков. Справляя нужду, тут можно и покурить. Если появится неприятный запах, то его тут же ветром унесёт вдаль.
Самое главное – этот туалет никогда не засоряется! Нет надобности звонить по комхозам в поисках сантехника. То есть, не будет лишних затрат! А Вы, всё восхваляете отсталую Европу. Тьфу! – как говорится, на Вас и на вашу Европу.
Этими словами Рамазанов отправился домой. Через некоторое время я пошёл к себе. Настроение было хреновым.
Я всё думал о злых словах соседа, которые вонзились в моё сердце как стрелы воинов великого Тамерлана, которые в целях убить чужеземцев отравляли их сильнодействующими ядами гремучих змей.
Я нервно ходил туда-сюда, разрабатывая тайный план отомщения.
Придумав свой план, вытащил из сарая лом и этим инструмен-том начал пробивать стену, где был расположен туалет соседа. После внушительного удара мне удалось пробить стенку. Сквозь пробитую дыру засунул жестяную трубу от печки и ждал исторического момента.
Вдруг слышу что кто-то зашёл в туалет. Не упуская удобного момента, я взял в руки ведро с холодной водой и залпом вылил в трубу.Раздался дикий крик соседа. Вероятно он выскочил из туалета без крыши под открытом небом, где справляя нужду и можно было покурить сигару, любуясь одновременно грустной и тихо светящейся луной с бесчисленными звёздами над чернеющими тугаями, прислушиваясь к дружным кваканьям лягушек, которые раздавались далеко у болот, где шуршали как древнекитайский шёлк камыши.
В перепонках моих ушей звенели монотонные и трескучие пения сверчков.
Сосед мой, держа крепко в руках остро наточенный топор, как томагавк индейца, словно перед жестокой схваткой с бледнолицым, надеявшийся снять с меня скальп, перепрыгнув без шеста через забор мне говорит:
– Ну , коман , коман! Подходи ближе , я отрублю топором твой купол набитый навозом, ну, ком хиер! Я схватился за вилы и начал укреплять оборону :
– Ну , иди поближе к папочке – говорю я ему – нежели тебе жить надоело!
Жена моя от страха уцепившись за рукав моего чекмена стала дрожащим голосом умолять: – Не надо, дадаси ! Он убьёт вас! Я отстранил её руки и сказал : – Отойди , не держи меня , жена ! Наше дело правое, победа за нами ! Я из этого жирного каркидона сделаю шашлык!
Сосед перекидывая из рук в руки топор всё крутился, выжидая удобный момент чтобы своим томагавком нанести мне сокрушительный удар. Топор, готовый превратить меня в щепку, вращался в его руках как пропеллер самолёта. Мы оба кружились словно гладиаторы.
Двор наш превратился в амфитеатр » Колизей «. Из-за стен двора уже торчали головы многочисленных зрителей .
Я, словно Спартак, высоко подняв сверкающие острыми зубцами вилы, военным кличем напал на соседа. Но хитрый и коварный сосед во время отскочил. Я промахнулся. Мои вилы воткнулись в дерево. Пока я пытался вытащить вилы, сосед успел нанести сильный удар топором по моей ноге. Хруст! И моя нога сломалась.
От жуткой и невыносимой боли перед моими глазами опустился чёрный занавес. Очнулся я в плохо освещённом помещении. Этим помещением оказался морг. Оперативники и врачи видимо полагая что я умер, привезли меня прямо сюда в морг.
Сначала я сильно испугался. Но, взяв себе в руки, я выпутался из полиэтиленового мешка, затем ахая и охая, прислонившись к стенам помещения медленно поковылял на одной ноге в сторону железной двери. Подойдя к ней, через замочную скважину я посмотрел в коридор.
Смотрю , там сидят мои близкие. Жена, поглаживая головы наших сыновей Араббая и Шараббая, плачет. Сыновья всхлипывая и роняя горькие слёзы тоже плачут.
Я не мог больше смотреть на эту трагическую сцену и начал кричаит колотя кулаками по железным дверям морга :
– Родные мои! Не плачьте! Я живой! Откройте дверь, мне холодно! Бабат! Араббой! Шараббой , сынок! Вы узнаёте мой голос?..
Перепуганные мои близкие перестали плакать. Сначала они со страхом уставились на дверь морга, а потом дружно встали и не оглядываясь назад принялись бежать по узкому коридору.
Спустя некоторое время они вернулись с людьми в белых халатах. Когда отворили дверь, я широко раскрыв объятия вышел им на встречу
Обняв друг – друга мы плакали как участники КВН при разгадывании вопроса команды соперника. Люди в белых халатах смотрели на меня с изумлением и вторили хором: -» Терминатор!»
Моя жена и сыновья через слёзы, которые сверкали на их щеках, как жидкие алмазы то плакали, то смеялись.
После происшедшего врачи положили меня в палату, где лечат больных с переломами Я лечился – лечился, но не вылечился. Нога моя таки и осталась калекой.
Когда я ходил, она болталась за мной как плуг трактора, который бороздил весенние поля,где быстро махая крыльями то поднимаясь, то опускаясь пели жаворонки и где прожорливые ласточки летели вслед за трактором в надежде полакомится насекомыми. Шёл и слышал, как сзади смеются и кричат дети;
– Трактор! Смотрите, человек-трактор !
Я кидал в них камни. Но они не отставая, дразнились и крича как стая крикливых обезьян, провожали меня до самой автобусной остановки.
Приехав в свой кишлак «Матарак», где я когда – то появился в этот безумный мир, где тупым и заржавелым ножом резали мою пуповину, я сразу взял курс прямо в дом, где живёт Кимсанбай – главный инициатор создания в кишлаке единого военного блока, куда ежемесячно шли наши членские взносы.
Я зашёл в штаб – канцелярию Кимсанбая и прямо сказал :
– Позвольте спросить , господин Кимсанбай. За что мы платим взносы, ежели ваш блок в кризисной ситуации был не в силах оказать нам военную помощь?! Когда между мною и моим соседом началась священная война, вы не оказали мне помои, в результате чего сильно пострадала моя семья. Кимсанбай оправдываясь мне сказал:
– Это ложь. Мы, в тот роковой день, когда между Вами и Вашим соседом вспыхнула война, сразу в эту горячую точку направили свои миротворческие силы, то есть пехоту, вооружённую шилами и вилами, отвёртками и отточенными гвоздями. Потом на надувных камерах от колёс тракторов, через речку переправили отряд сухопутных войск, вернее взвод женщин, тоже вооружённых до зубов сковородами, кочергами и рогатками. Это было не легко, потому что в отсутствии насоса нам пришлось надувать эти камеры своими ртами. Но пока миротворческий флот плыл, война закончилась и вас госпитализировали. Хорошо, что не отправили туда военно – воздушный десант… Но, не смотря на это, Вам теперь придётся платить большой штраф.
От этих его слов я одеревенел и сказал :
– Не -е -ет, я больше не буду членом этого военного блока, который заживо сдирает с клиентов семь шкур.
Кимсанбай говорит :
– Пожалуйста, мы Вас не держим. Только сначала заплатите штраф, а потом пишите заявлению об уходе по собственному желанию .
Я сказал ему, что не буду платить никакой штраф и пошёл домой.Вернувшись опять домой в круг родной семьи поднялось настроение.
Вечером младший сын Шараббой подходит ко мне и говорит :
– Папа , наша учительница дала домашнее задание , велела написать сочинение на тему «Отцовская мечта» У тебя была мечта ?
– Конечно – говорю – была. А как же иначе? Человек с мечтой рождается и с мечтой умирает.
У меня тоже были мечты. В детстве я мечтал стать трактористом. В те времена к нам в кишлак на бричке часто приезжал человек-карлик с большой головой, крупными глазами, маленьким ртом и чёрной бородой. Человечек низкого роста бойко торговал керосином Он орал на всю глотку: «Келди понар яқ! Келди понар яқ !»
Услышав этот знакомый пронзительный крик, люди выходили из своих домов с флягами, канистрами и покупали керосин. В то время ещё не было элэктричества. Люди свои дома освещали с помощью керосиновых ламп. При свете этих ламп беседовали, ели-пили, читали – писали.
Как у всех, у нас тоже была фляга, помятая и почерневшая от грязи. Как будто кочегары адских котлов из ада её взметнули со всех сил, и она упала в наш двор. Так как мой отец был честным трактористом, солярку из своего трактора он не воровал. Он как все другие, покупал керосин.
Открыв флягу я каждый день глядел на своё отражение и, со всех сил расширив ноздри, нюхал керосин. Почему не знаю, но мне нравился запах керосина. Оттуда и пробудилась любовь к технике.
Поздними осенними ночами пересекая колхозные поля, я носил отцу еду. В холодные осенние ночи вдалеке, перерезая темноту грустным и рыжим светом фар, тарахтел одинокий трактор отца. От трескучих звуков мотора, от которого дрожала тишина, вдалеке, слышалось ритмичное эхо.
Я, шагая навстечу холодному ветру, стремительно шёл в сторону, где на полях одиноко пахал мой отец. Перейдя поле, я подходил к трактору спереди, чтобы при свете фар отец мог увидеть меня и подавал ему знак, что принёс еду.
Отец останавливал свой трактор и спрыгнув с кабины, подходил ко мне. Потом, поглаживая меня по голове, спрашивал: -» Еду принёс? «- я говорил «да» и он мне говорил «Баракелле».
Пока отец при свете фар стряхивая с одежды пыль и приводил себя в порядок, я быстро собирал хворост, который назывался » гузапоя «, то есть стебель хлопчатника и разводил небольшой костёр, у которого мой отец грелся и спокойно кушал. Я бросал в костёр хворост и радуясь наблюдал как ужинает отец. При свете огня наши тени то удлинялись до огромного размера, то уменьшались. Как будто у костра сидели два джина. Пламя, как язык дракона, трепещало на холодном ветру и красно – оранжевые искры с треском летели в небо, где мерцали ноябрьские звёзды. А я сидел и думал о том, что когда я вырасту, обязательно стану трактористом, как отец. Но моя дивная мечта так и осталось мечтой.
Однажды отец, вспахивая ночное поле, крепко уснул и вместе со своим трактором упал в глубокий овраг. И те осенние ночи увели отца с собой туда, оттуда никто больше не возвращается.
Через год за отцом последовала и мама. Я остался один с бабушкой. После смерти бабушки односельчане отдали меня в интернат, где воспитывались дети-сироты.
Прошли годы. Я учился, окончил среднюю школу и как будто на свете нет другой профессии, я стал завскладом.
После моего рассказа Шароббой грустно вздохнул и сказал:
– Я тоже хочу стать трактористом как дед. Я улыбнулся и, поглаживая голову сына, сказал «Баракелле».